Полина Барскова — специалистка по римскому поэту Катуллу, русской прозе 1930-х годов, культурным сюжетам Ленинградской блокады. Девочка из семьи филологической интеллигенции, попавшая из СПбГУ в Беркли, чтобы поменяться. Обязательное имя российской поэзии 1990–2010. Преподает русскую литературу в американском городке Амхерст — там, где жили и работали Эмили Дикинсон и какое-то время — Роберт Ли Фрост.
Первая прозаическая книга Барсковой «Живые картины» вышла в 2015 году. Это сборник о самых сильных и мучительных внутренних процессах: прощении, умирании, узнавании, разочаровании, а главное — воспоминании. Последнее объединяет все рассказы (очерки?), невероятно точно воплощающие, как трудится память (местами подчеркнуто женская). Личные переживания и кусочки чужих дневников, писем, разные языки — все это Барскова сшивает в тугое полотно, в котором трудно ориентироваться, которое наваливается чем-то неделимым. Вместе с писательницей здесь то и дело начинают говорить вдова Исаака Бабеля, Даниил Хармс, его жена Марина Малич, Виталий Бианки, многие люди. При этом право голоса не передается, как эстафетная палочка. Все, что читала и видела авторка (а это очень много и насыщенно), сливается в симфонию, в фильм, звучит и переливается. Груды опыта — своего и чужого — смешиваются в чувственную бликообразную прозу, полную повторами и даже заиканиями: «Внутри вечно зудит ноет память о себе там о стыде там вылизываешь тарелочку плачешь оглядываешься воешь лижешь».
Работу памяти Барскова воплощает не одними повторами и звукописью. Здесь полно легких рифм между полуреальными персонажами, прямых цитат, литературных и мифологических аллюзий, образов-подсказок. Отдельным персонажам Барскова даже доверяет закатить глаза на такое highbrow: одну «раздражает это блаженное бессмысленное повторение», другая спрашивает «почему всё должно быть так сложно. <…> Ведь можно просто рассказать историю: как дело было, за чем дело стало». Но текст ясно отвечает, что нельзя. «Живые картины» были бы мертвыми будь там прямая повествовательная линия. Классическое письмо (из точки А в точку Б или обратно) едва ли умеет показать, как люди переживают себя во времени, в его неловком ландшафте, открывающемся «глазу после сладкой контузии» — из точки А в тысячу других точек.
(Ева Иванилова)
подписаться на рассылку можно тут
[КПД]: Вторая волна 