В 2017 году Россия неловко и скомкано отметила юбилей Октября, в январе этого года — чуть увереннее юбилей режиссера Сергея Эйзенштейна. Благодаря такому стечению годовщин у нас появилось сразу несколько важных книг о режиссере и его ревущей эпохе. В 2016 году Ad Marginem опубликовало маленькую антифрейдистскую биографию Эйзенштейна от британского слависта Майка О`Maхоуни, в 2017 они же выпустили потрясающий альбом с рисункам Эйзенштейна под редакцией бессменного российского специалиста Наума Клеймана. Примерно тогда же Common Place издало сборник «Красный Эйзенштейн: тексты о политике», куда вошли политические леворадикальные тексты режиссера, предлагающие его свидетельские размышления об Октябре. Но, пожалуй, самое важное событие в этом ряду — выход русского перевода одной из самых известных на Западе биографий Эйзенштейна, фрейдистского исследования профессора Оксаны Булгаковой.
Достоинство «Судьбы броненосца» в том, что Булгакова судит художника через законы, им самим над собою установленные. В содержании книги это проявляется через сквозные аналитические категории — фрейдовские Эдипов комплекс и сублимация. «Без сублимации я простой эстет а-ля Оскар Уайльд», — множество раз удачно цитируя Эйзенштейна, исследовательница показывает, что фрейдистская рамка в случае его биографии обязательная и совсем не пошлая. Через фрейдистски настроенное описание жизни одного, пусть и великого человека, Булгакова изображает множество контекстов эпохи: как в начале двадцатого века обстояли дела с женским вопросом и как молодые люди через эротику в искусстве приходили в политику. Плавному переходу от психоаналитической оптики к социокультурной и обратно в книге Булгаковой способствует сознательная монтажная техника письма. И это второй «закон» Эйзенштейна, которому следует автор его биографии. Булгакова монтирует методы исследования через соединение публичных высказываний Эйзенштейна и его дневниковых записей, переключение стилей (текст то серьезно академичен, то по-гоголевски барочен), а также планов. Эйзенштейн появляется на дальнем (в контексте времени), на общем (среди друзей, коллег, книг, под влиянием людей и идей), на крупном (через подробности психологических переживаний), даже на детальном плане. Например, сшитые из одеял пиджаки Эйзенштейна и Григория Александрова подаются на контрасте с отличным клетчатым костюмом Эдуарда Тиссэ. Смонтированные с другими планами детали выполняют в этой книге ту же выразительную функцию, что и знаменитое пенсне на червивом мясе в «Броненосце Потемкине». Едва ли можно понять Эйзенштейновскую теорию монтажа без глубокого, но прозрачного текста, полного монтажных склеек, остранений и сто раз обнаженных приемов. Точно так же понять самого Эйзенштейна трудно без его речевого портрета. Изящный текст Булгаковой (не без заслуг русских переводчиков и редакторов) все не только покажет, но и расскажет.
(Ева Иванилова)
подписаться на рассылку можно тут
[КПД]: Вторая волна 